Этот странный, старый, новый и т. д. год

Старый Новый год… В самом названии этого праздника заложен, как легко убедиться, некий оксюморон. Наверно, в каком-то смысле он действительно отражает клиническую раздвоенность нашего сознания. Но есть в нем, согласись, читатель, что-то милое, домашнее, уютное, прости Господи. Сами собой выплывают из недр генетической, хотя, скорее, культурной памяти голландская печь в синих изразцах, сани, летящие при свете желтых фонарей по утонувшему в сугробах Замоскворечью. Запорошенная папенькина шуба с бобровым воротником. Маменькин капот… хотя, почему капот? Капот, пожалуй что, бабенькин, а маменькино уж какое-нибудь синее платье с высокой талией и белыми кружевными отворотами. Полное отсутствие президента в телевизоре. Да что президента, самого телевизора нет еще в помине. Позвольте, но как же без телевизора? Должно же быть что-то такое. Точно, волшебный фонарь, купленный где-нибудь на Кузнецком. А что же в том фонаре? Не Государь же, упершийся оловянными глазами в бегущую строку с текстом Новогоднего поздравления. Да нет, какой-нибудь там Бова Королевич, что-то васнецовско-билибинское. А может, наоборот, индейцы или гордые романтические буры. Трансвааль, типа, Трансвааль, страна моя!

И сладостно-тревожное предчувствие перемен. Но не космического масштаба, ставящих мир с ног на голову, а разумных, постепенных. Укоренение гражданских свобод, просвещение отсталых слоев населения, народные дома… Но это все там, за пределами просторной, жарко натопленной квартиры. А здесь праздничный стол, купленная Настасьюшкой полуторосаженная елка, под которой с утра долгожданные подарки — духовое ружье, неподъемный том „Истории древнего мира“ с тончайшей папиросной бумагой, чуть прилипающей к изумительным цветным иллюстрациям. Роскошный кляссер для марок, с уже вложенной колониальной серией „Британская Гвиана“, а дальше уж изволь, пожалуйста, сам.

Совсем не уверен, что все это выглядело именно так. Вряд ли перечень общих мест из слипшихся в один ком произведений меньшого Толстого, Катаева, Кассиля и Бог знает кого еще дает представление о сгинувшем разом в никуда укладе. Новая эра принесла с собой новый календарь, изобилующий революционными праздниками. Новый год, понятно, остался, но вместе с прочими датами, переехал на пару недель назад, став при этом новым Новым годом. Однако даже кремлевским звездочетам оказалось не под силу побратать астрономию с революционным учением. Праздник оказался на редкость безыдейным, и население приняло его без особого сопротивления. К тому же два лишних выходных оторвать от строительства социализма — поди кисло! Старый же Новый год, как ни странно, тоже никуда не исчез. Не обретя официального статуса, он стал чем-то вроде семейного торжества. Дня, допустим, рождения. Дни рождения, как ни странно, новая власть отменять не додумалась. Новорожденного в кругу семьи и ближайших друзей приветствовала вся страна. Даже вожди, подозреваю, собирались в этот день выпить-закусить, ослабив на пару пуговиц свои серые френчи. Возможно, в этом был едва уловимый налет фронды. Не у вождей, разумеется. Во всяком случае, по установившейся традиции, елки стояли, и по сию пору стоят, в домах до середины января.

Кто знает, может, когда-нибудь нашему двуглавому орлу придет в обе его башки, до отказа набитые державностью, соборностью и своим, никому не ведомым путем, вновь перекроить многострадальный российский календарь. В целях, скажем, „восстановления исторической справедливости“ или той же самой пресловутой преемственности. И что же тогда? А ничего. Так и останутся у нас два Новых года, один из которых в любом случае будет старым.

Своих психических завоеваний мы не уступим никому.