Последний звонок
Мой последний школьный звонок, как давно он прозвучал! И сегодня, когда
нынешние молодые отмечают прекрасный этот праздник, память невольно
возвращает меня к событиям тех далеких лет.
Помню, как в такую же майскую ночь, в далеком шестьдесят четвертом,
толкаясь и хохоча, шли мы по набережной Москвы-реки, окутанной
предрассветной дымкой, как жали купленные накануне остроносые румынские
ботинки, как на Красной площади встретился нам Никита Сергеевич Хрущев,
выходящий из Спасских ворот в наброшенном на плечи кремовом пиджаке.
Гуляете, пидарасы? ласково спросил он.
Гуляем, Никита Сергеевич, радостно загалдели мы в ответ.
Глядите у меня. Ну ладно, дайте, что ли, закурить.
Свои, Никита Сергеевич, иметь надо.
Ну, выпить-то хоть дадите, дьяволы?
Это можно.
Расположились на травке, прямо за мавзолеем. Запалили костерок, достали
припасенное спиртное. Хрущев вынул из кармана завернутый в чистый платок
кукурузный початок, махнул полный стакан, с хрустом закусил.
На его простоватом мужицком лице появилось мечтательное выражение.
Эх, ребятки, вы мои ребятки, гляжу я на вас и думаю, какие же вы
все-таки счастливые. Все дороги перед вами открыты, любую выбирай.
Ну вот, завел свою дуду, недовольно буркнул кто-то.
Хрущев не расслышал или, может, сделал вид.
Вот ты, к примеру, показал он на Сашку Мельникова, кем
хочешь быть?
Брокером, Никита Сергеевич.
Брокером, это хорошо, брокер на селе сегодня первый человек. Ну, а ты?
обратился он к Люське Кривцовой, бессменному нашему комсоргу с восьмого
еще класса.
Путаной, зарделась Люська, я еще в первом классе решила.
Нужная профессия, одобрил Хрущев, но много знаний требует,
не просто, дочка, тебе придется. А родители как?
Представляете, папа сначала ни в какую, но мы с мамой его все-таки
уговорили.
А ты, кучерявый, что скажешь? вопрос адресовался уже Изе Гутману,
известному на всю школу драчуну и бузотеру.
В Институт международных отношений поступать буду. На дипломата
выучиться хочу.
Ну-ну, неопределенно произнес Никита Сергеевич, покосившись
на характерный Изин профиль.
Со стороны реки тянул легкий ветерок, мимо, печатая шаг, прошел на смену
кремлевский караул.
В такую ночь, да чтоб без песни, молодо сверкнув глазами, сказал
Хрущев, гитару-то взяли? А как же
Куда ж без нее
Гитара у нас
всегда при себе
послышалось с разных сторон.
Хрущев бережно принял в руки инструмент, любовно погладил, задумчиво
тронул лады.
Что б вам спеть такое, вы уж, небось, и песен-то наших не помните, все
больше Бабаджанян да Пахмутова, проворчал он. А вот послушайте-ка
эту. Мы ее детишками еще пели, когда в ночное, бывало, ходили.
Он прикрыл глаза, словно вызывая в памяти то далекое время, и медленно
начал неожиданно высоким и сильным голосом:
Уэн ай файнд майселф ин таймс оф трабл,
Мазер Мэри кам ту ми,
Спикинг вордз оф уиздом: лет ит би.
Ребята притихли, задумались каждый о своем. Жизнь, в которую нам только
еще предстояло вступить, казалась огромной и бесконечной, как это небо,
на котором уже начали постепенно бледнеть далекие звезды.
Энд ин май анауэр оф зе даркнесс
Ши из стендинг райт оф ми,
Спикинг вордз оф уиздом: Лет ит би.
Древняя, как сам мир, мелодия, удивительный незнакомый язык буквально
переворачивали душу, наполняя сердца волнением.
Внезапно рубиновая звезда на Спасской башне, отделившись от вершины,
начала медленно скользить вниз.
Ребята, ребята! закричала Люська. Смотрите, она падает! Давайте
загадаем желание.
Ну, обратился к нам Хрущев, прервав исполнение, какое желание
у нас с вами главное на сегодняшний день?
Чтоб коммунизм наступил поскорее! крикнул кто-то. Вы ж сами
говорили, нынешнее поколение советских людей
Правильно говорите, поддержал Никита Сергеевич. Мы вот все ругаем
молодежь, а она вон у нас какая. Ну что ж, лет, как говорится, ит би,
лет ит би
Лет ит би-и-и-и, хором подхватили мы, не понимая смысла слов,
но сердцем чувствуя, какая высокая правда заложена в них.
Как же давно это все было, а кажется, будто вчера.
|