Птица большого пролета

Десять лет назад, во время великого трехдневного стояния у Белого дома, случилось мне быть свидетелем одного эпизода. Произошел он, на второй, если не изменяет память, день. Вернее, вторую ночь. Итак, экспозиция.

Взвинченная, находящаяся в ежеминутном ожидании последнего парада тире штурма толпа. Поступающие в режиме онлайн истерические сводки: „Защитники Белого дома! А-а-а-а! Шахтеры Кемерова с нами! Урр-ра-аа! О своей поддержке законного президента объявили речники Рыбинска! Ры-бинск! Ры-бинск! Только что Мстислав Ростропович… Сла-ва! Сла-ва!“

Никто так и не понял, откуда она появилась, эта колонна танков с триколорами на броне. Высунувшиеся из люка танкисты на вопросы отвечали как-то неопределенно. Их скупая мимика явно контрастировала с восторженными криками и распахнутыми навстречу объятиями. „А ну как возьмут, да и шарахнут“, — вполголоса поделился я с кем-то из стоящих рядом. „Да вроде не должны“, — не слишком уверенно возразил он. К счастью, не шарахнули. Дареный конь, слава Богу, не оказался троянским. Привел загадочную колонну майор по фамилии, кажется, Евдокимов. После того, как восторжествовала демократия, и отгремели победные салюты его из рядов втихаря уволили. Тулон не состоялся. Дальнейшие следы геройского майора затерялись. Будь он не таким скромнягой, прикинь он, как сошлись над ним в этот момент светила, запросто смог бы напиарить себе наполеоновскую карьеру.

Майор Евдокимов сделал всего лишь шаг на пути к ней. Генералу Лебедю, чей взлет начался годом позже, всего шага для этой карьеры не хватило. На протяжении долгого времени его коллег-политиков, как союзников, так и противников, волновал один вопрос. По кому Александр Иванович шарахнет в первую очередь? Сейчас этот вопрос с повестки дня снят. После стремительного взлета и недолгого полета Лебедь оказался на периферии большой политики. Сегодня Александру Ивановичу исполняется пятьдесят один год. Среди многочисленных поздравлений, которые он получит в этот день, скорее всего не будет приветственных посланий от руководителей стран-членов большой семерки. Не позвонят ему по знаменитому белому телефону Буш со Шредером, да и Тони Блэр, уверен, не почешется.

А ведь могли бы. Все к этому шло еще три года назад, когда, преодолевая жуткий прессинг кремлевской администрации, бульдозером пер Александр Иванович в губернаторское кресло. Многим тогда казалось, что оно скоро окажется для него тесноватым. В том числе и мне.

Дело пахнет керосином,
Чую, каша подгорит,
Снова Саша в небе синем
Белым дембелем парит.
Александр Иваныч Лебедь,
Чую, года через два
Полканом тебе в Кремле быть,
Помяни мои слова.
Нам чего, мы только рады,
Под вождем, так под вождем,
Отожмемся, если надо,
Коли надо, упадем.
Прилетай же, бляха-муха,
Из сибирского даля,
Чтоб скорей нам стала пухом
Вся Советская земля.

Гибельный восторг, вот чувство, которое высекал Александр Иванович из тогдашнего электората. Голос, словно доносившийся со дна канализационного колодца, внешность отрицательного злодея второго плана, удавий взгляд, казарменная афористичность, все это непостижимыми образом складывалось в странное инфернальное обаяние. Страна была готова лечь под сапог героя. Сам же герой к этому готов, как оказалось, не был. Весь парадокс Лебедя состоит в том, что свои главные победы он одержал не на поле брани.

За что ему, безо всякой иронии, огромное спасибо. В чем никто не может обвинить Лебедя, так это в кровожадности. Александр Иванович, как мало кто, способен разводить воюющие стороны. В начале девяностых он доказал это в Приднестровье, в середине девяностых подтвердил в Чечне. Видимо его грозная внешность весьма успокаивающе действует на любителей помахаться, зажмурив глаза.

Основной чертой российского электората является, как известно, стопроцентная гипнабельность. Александр Иванович свою столичную гастроль закончил и теперь с переменным успехом окучивает провинцию. А на главной сцене под экстатические стоны делает пассы другой маэстро. Ничего не поделаешь. Гипнотизеры приходят и уходят, а состояние транса остается.